Ксения Туркова: Речь страшнее мата

Анекдот выглядит более чем правдоподобно. Речь, видимо, о точках в тех словах, которые Елена Мизулина и в самом деле предложила превратить из ненормативных в нелигитимные. Дискуссия о мате, возникающая с периодичностью примерно раз в 2-3 месяца, привычно всколыхнула прессу: снова интервью, снова обсуждения, снова одни и те же вопросы, и даже та же страстность во время дискуссий у иных участников. Такой матерный день сурка.

   
   

Известный лингвист, профессор Анатолий Баранов все эти дни давал интервью со скоростью пулемета «Максим» и повторял везде примерно одно и то же: если мат запрещать - он выживет, и наоборот. Я знаю, как в последнее время  реагируют лингвисты, которым не посчастливилось заниматься этой темой, на просьбу дать им интервью «о мате». Сначала, подозреваю, они мысленно показывают журналистам, насколько они «в материале», а уже потом,  поморщившись, говорят: «Ой, опять? Ну только не о мате». Автор 12-томного словаря мата Алексей Плуцер-Сарно, придя как-то ко мне в эфир на радио, сразу же попросил: «Давайте только не о мате, надоело ужасно, лучше о чем-нибудь другом поговорим». Но потом, увидев вопросы слушателей, тяжело вздохнул и принялся в сотый раз объяснять связь слов «х..й» и «хвоя».

Лингвисты не любят обсуждать запрет мата: это все равно, что всерьез дискутировать на тему санкций в отношении грозовых туч.

Но мат продолжают обсуждать так часто и так рьяно, что становится понятно: выводить его за рамки легитимности нельзя ни в коем случае - не о чем будет говорить. Потому что других языковых проблем, кроме мата, в нашем информационном пространстве просто не существует, за редким исключением.

А ведь в языке есть и другие слова, которые в устах его носителей становятся гораздо опаснее мата (если слово «опасный« вообще к мату применимо).

Это, например, лишенные всякой жизни, картонные канцелярские обороты, которые проникают уже даже в школьные сочинения. Однажды я случайно услышала часть экскурсии для детей в музее железнодорожного транспорта в Петербурге. Молодая женщина-экскурсовод сыпала отглагольными существительными: «происходит приближение поезда», «осуществляется отгрузка вагонов». На лицах детей, каждый из которых, уверена, знает хоть одно ненавистное Елене Мизулиной слово,  был написан ужас.

Кому нужен закон, который запрещает мат на публике? >>

   
   

Страшнее мата и обтекаемость, гладкость, тефлоновость речи - навык, которым в совершенство владеют чиновники и депутаты. Речь льется, льется, депутат говорит, но расцепить то, что он говорит, на составляющие, и уж тем более пересказать, невозможно. Это как гипноз, и до какого-то момента собеседнику даже кажется, что ему говорят нечто содержательное, а когда пелена вдруг спадает, то оказывается, что все уже сказано.

Страшной мне кажется и циничная журналистская игра словами в случаях, когда речь идет о чьей-то смерти: «Андреа Антонелли погиб на мокром месте».

Или штампы -  зияющие пустоты в тексте. Да и не только в тексте, а в любом даже бытовом разговоре. В любой ситуации есть дежурная пара «вопрос-ответ», которая всегда под рукой, готовый сценарий реагирования на любой вопрос или реплику, что-то вроде «как дела? - пока не родила». Как сказал в одном из интервью актер Максим Виторган, хорошо бы такие образцы заимствованного остроумия раз в несколько лет просто растворялись, исчезали. Вот проговорили несколько раз ситуацию «отойди от телевизора - у тебя папа не стекольщик» - и бац! - фраза исчезла, стерлась из памяти.

Страшна агрессия и ненависть в языке - и открытая, и прикрытая шутками, как например, многочисленные пожелания гореть телецентру «Останкино» во время недавнего пожара.

Или страшные слова в ранге смешных.

Или просто, наконец, если невозможность выразить простую мысль, бедность словарного запаса абитуриентов, которые приходят на собеседование, например, на факультет журналистики.

Вот этого бы всего испугаться и депутатам, и обычным носителям языка. А эти несчастные 4-5 слов вместе со всеми производными никому не навредят.

Помните, в мультфильме про дядю Федора его мама говорила: «От этой картины большая польза - она дырку на стене загораживает». Вопрос о мате для тех, кто его так любит обсуждать и так хочет запретить, выполняет роль этой картины: он загораживает другие, более важные и языковые, и неязыковые вопросы.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

Смотрите также: