Его жизнь очень точно вписалась в формулу «Горе от ума»: недюжий ум вкупе с тонкими остротами претили власти, а злые языки в светских салонах смаковали каждый шаг гения.
Звезда Александра Грибоедова рано угасла, однако он, словно пророк, движимый перстом судьбы, перевернул устои старой России, поддержав трагическую волну вольнодумства и «создав» новый язык дипломатии…
На тихой Девической улочке старого Владимира стоит угловой дом под номером 17. Для горожан его незамысловатая архитектура давно слилась с обыденным городским пейзажем. Мало кто знает, что старый дом связан с именем Грибоедова.
Ум и честь
Пушкин говорил о Грибоедове: «Это один из самых умных людей в России». У Александра с детства проявились невероятные возможности. В 6 лет он владел тремя языками, сочинял стихи и музыку. В юности в его арсенале значилось 6 языков, к тому же он в совершенстве владел английским, французским, немецким, итальянским, хорошо понимал латынь и древнегреческий язык. В 11 лет Александр поступил в Московский университет и за 2 года окончил отделение словесности, получив звание кандидата словесных наук, но на этом не остановился - поступил на нравственно-политическое отделение, а потом на физико-математическое.
Так бы и продолжалась учёно-книжная жизнь юного Грибоедова, если бы не война с французами. В начавшейся войне 1812 года многие юноши из дворянский семей, движимые благородным порывом, бредили о подвигах и сражениях. О том же мечтал и юный Александр. 26 июля 1812 года, будучи студентом-вольнослушателем Московского университета, невзирая на протесты домочадцев, он вступил корнетом в Московский гусарский полк, формирующийся графом Салтыковым. Это было добровольческое подразделение, создававшееся по инициативе и на средства самого графа. Вместе с Грибоедовым в корнеты поступил граф Н.И. Толстой. Позднее его сын Л. Н. Толстой запечатлеет в романе-эпопее Отечественную войну 1812 года. Полк Салтыкова в военных действиях не смог участвовать, так как не был полностью укомплектован. В Казани должно было завершиться его укомплектование, куда он незамедлительно и выступил. Маршрут полка проходил через Владимир… По роковой случайности корнет Александр Грибоедов заболел «простудою в левом боку» и остался здесь, в то время как его полк двинулся дальше. К слову, в это же время здесь находилась семья Александра - отец Сергей Иванович и мать Анастасия Фёдоровна, сестра Мария, дядя Алексей Фёдорович с дочерьми Елизаветой и Софьей. В апреле 1813 года московская часть Иркутского гусарского полка на обратном пути из Казани вновь прошла через Владимир, «собирая» по пути отставших по каким-либо причинам солдат. Однако Александр Грибоедов в строй так и не вернулся. В ежемесячных рапортах полка до октября 1813 года значилось: «корнет Грибоедов за болезнью во Владимире».
Дом на Девической
Во время войны во Владимире находилось много раненых и беженцев из Москвы. Вот что пишет московский друг Грибоедовых Н.А. Муханов: «Вспоминаю время, проведённое во Владимире в 1812 году с моими дражайшими родителями, вспоминаю, как в соборе ежедневно слышался плач-рыданья Москвы». Семья Грибоедовых оказалась в числе московских беженцев, нашедших пристанище и спасение в маленьком провинциальном городе. Здесь Грибоедовы жили в доме (№17) соборного священника Матвея Ястребова на Девической улице, напротив Свято-Успенского Княгинина женского монастыря.
По описанию XIX века, во дворе двухэтажного каменного дома находились каретный сарай, конюшня, баня и деревянный навес для дров. После городского пожара 1855 года дом перестроили. Установить владимирский адрес Грибоедовых историкам-краеведам помогло описание инцидента, найденное в архиве. 16 июня 1813 года: четырёхместная карета, в которой сидела мать дипломата-писателя - Настасья Фёдоровна Грибоедова, у Гостиного двора переехала пожилую женщину. Та оказалась «девицею из дворян Анной Трофимовой Колышкиной». У пострадавшей оказалась «левая рука повыше локтя переломлена и грудь раздавлена». По показаниям очевидцев выяснилось, что Колышкина переходила улицу, когда началась буря «…по слабости своего здоровья, по тягости корпуса и худобе ног, не успела перейти дороги». В своих показаниях Настасья Фёдоровна описала не только происшествие, но и назвала свой адрес: «…по возвращению моём в квартиру, состоящую в доме бывшего соборного священника Матвея Ястребова, я известилась от людей моих…что они…во время зделавшейся ужасной бури, нечаяннейшим образом перевезли экипаж мой чрез несчастную женщину…» Так был установлен точный адрес.
Провинциальные связи
Из-за болезни Александр Грибоедов год провёл на Владимирщине. Возможно, он жил не только в доме на Девической, но и «гостил» в одном из владимирских имений отца или матери. В книге «Из истории семьи Грибоедовых» есть такое предположение: «Во время болезни Александр Грибоедов скорее всего находился в одном из владимирских имений отца или матери, так как «лазарет... и все в губернском городе обывательския квартиры» были «наполнены прибывшими сюда из Москвы и с мест сражений больными». Число больных было так велико, что их размещали и в окрестных селениях. Заболевания распространялись, и возникала опасность эпидемии». Московский пожар нанёс тяжелейший удар по финансам Грибоедовых, уничтожив пресненский дом. Грибоедовы отдавали своих крепостных без амуниции в ополчение, отдавали своих крестьян в другие полки, а кроме всего прочего - продавали на вывоз.
Во Владимире у Грибоедовых было много родственников и знакомых. На Дворянской улице жила семья отставного поручика Семёна Михайловича Лачинова. С его женой Наталией Фёдоровной дружила мать драматурга. Примечательно, что Наталия была урождённой Грибоедовой, а её дочь Варвара воспитывалась в Москве вместе с Сашей Грибоедовым. Среди потомков Семёна Михайловича Лачинова сохранились любопытные воспоминания о будущем дипломате: «Когда больной Грибоедов приехал в Сущево, кто-то из дворовых людей привёл к нему деревенскую знахарку Пухову, которая взялась его вылечить. Она лечила его настоями и травами, добрым взглядом, добрым словом. Грибоедов, кроме сильной простуды, страдал еще нервной бессонницей, и эта удивительной доброты женщина проводила с ним в разговорах целые ночи. Уезжая из Сущева, Александр Грибоедов хотел с ней расплатиться, но она ответила, что брать деньги за лечение - грех. Если она их возьмёт, то её лечение ему не поможет». В Сущеве долгое время сохранялась «Грибоедовская беседка», представлявшая собой небольшой рубленый домик. Где-то даже сохранилась её фотография, датируемая 1909 годом. Однако революция уничтожила многие воспоминания о «благородном времени». Во Владимиро-Суздальском музее-заповеднике хранятся напольные часы из дома Грибоедовых в Москве. В Собинском особняке некогда жила Мария Борисовна Алябьева, дальняя родственница известного композитора Алябьева, с которым дружил Александр Грибоедов. Мария Борисовна обладала интересной коллекцией старинных вещей, включая грибоедовские часы. В одной из книг 1954 года Евгений Осетров описывает их: «В крайней комнате особняка стояли высокие английские часы. Сделанные во второй половине XVIII века в Лондоне, часы аккуратно показывали время уже свыше двух столетий. Размеренно движется маятник, куранты исполняют четыре мелодии - менуэты и полонезы. Мария Борисовна перевела часы, куранты заиграли, и как-то сразу всем вспомнились знакомые со школьной скамьи слова «...То флейта слышится, то будто фортепьяно…». Часы в семье берегли как зеницу ока, лишь однажды увезли в Малый театр на премьеру «Горе от ума». Во время спектакля часы стояли на сцене, а публика слушала игру курантов, которые когда-то очаровали драматурга. В 60-х годах часы передали во владимирский музей.
Напоследок
Время проходит, а угловой дом всё так же стоит на тихой улочке старинного Владимира. Сейчас в этом здании арендуют помещения разные компании. Мы решили сходить к ним «в гости» и спросить, знают ли они историю дома: кому он принадлежал, кто в нём жил и квартировал. Никто из опрошенных не смог ответить на наш вопрос. Лишь одна женщина обмолвилась, что когда-то в этом доме жил какой-то священник. В конце опроса, услышав имя великого Александра Грибоедова, многие недоверчиво смотрели на нас, думая, что это шутка. Грибоедов и Владимир? Как, разве возможно? Никто из них доселе не интересовался историей старинного здания, в котором они работают. Надеемся, что мы пробудили в них желание узнать об этом больше.