Ещё одной скорбной датой стал 1937 год, вошедший в историю как пик массовых репрессий и гонений на все слои общества.
Так сложилось, что в первые дни юбилейного года в Муроме прошла презентация книги памяти «Печальный памятник эпохи». Это пятая книга, выпущенная общественной организацией «Мемориал» округа Муром. В ней опубликованы поимённые списки наших земляков, безвинно пострадавших от политических репрессий. Книга основана на сохранившихся документах и воспоминаниях близких расстрелянных, осуждённых на длительный тюремный срок, раскулаченных и высланных из родных мест. Но основным источником стали уголовные дела, хранившиеся в закрытых архивах. Теперь большая их часть стала доступна и дала большой материал для ищущих.
Как родилась эта книга и для кого, мы попросили рассказать её автора, председателя общества «Мемориал» Александра Маслова.
По решению «чрезвычайки»
Людмила Кузнецова, vlad.aif.ru: - Тему подсказала история?
Александр Маслов: - Да, в летописи нашей страны много недосказанного или переиначенного. Только с конца прошлого века мы по-иному увидели некоторые события, о которых во многих семьях говорили только шёпотом. Маховик репрессий прокатился по стране, подмяв под себя миллионы жизней. Начало положили расстрелы без суда и следствия членов императорской семьи и её окружения. После июльского мятежа левых эсеров, покушения на Ленина и некоторых видных революционеров, массовые репрессии жестоких трибуналов, «чрезвычаек», контрразведок превзошли все допустимые пределы.
В 1919 году расстреляли рабочих в Астрахани, расправились с пролетариями в Сормове, Коломне, Казани, Ижевске, Воткинске. Расстреливали заложников из числа буржуазии и офицеров. Доказано, что зимой 1920 года в стране действовало до тысячи застенков, создавались концлагеря.
Гражданская война и «красный террор» унесли жизни более 3 миллионов человек, среди них: крестьян и рабочих - 1,8 миллиона человек, представителей научной и творческой интеллигенции - 160 тысяч человек, офицеров, чиновников, полицейских и торговцев - 80 тысяч человек. Начались столкновения Советской власти с церковью, осуждающей братоубийство. В 1928-1930 гг. закрыли 673 монастыря, 58 тысяч монашествующих оказались брошены на произвол судьбы. Под предлогом борьбы с голодом, без ведома церковных властей, изымались храмовые ценности, многие из которых бесследно исчезали или продавались за бесценок. К 1937 году в стране было закрыто более 90% православных храмов, репрессированы 137 тыс. священнослужителей.
Три «враждебные» категории
Л.К.: - Можно сказать, что это был самый тяжёлый период в становлении страны?
А.М.: - Легко мы никогда не жили, но эти потери были, наверное, самые неоправданные. Сталинская идея обострения классовой борьбы больно ударила по российскому крестьянству в период коллективизации сельского хозяйства. По принятым решениям ужесточено законодательство, расширились права силовых ведомств, создан ГУЛАГ. «Тройки», спецштабы, двадцатипятитысячники, местные советские и партийные органы привлекали комитеты бедноты и угрозами, обещаниям, арестами, лишением избирательных прав заставляли выполнять директивные планы по ликвидации кулачества и всех несогласных.
В 1930-1931 гг. репрессиям было подвергнуто 356 544 крестьянские семьи численностью 1 679 528 человек. Все они были разбиты на 3 категории. Первая категория , наиболее враждебные Советской власти, подлежали расстрелу (72500 человек). Менее активные направлялись в ГУЛАГ сроком на 8-10 лет (188 500 человек). Остальных ссылали в северные области страны и на Дальний Восток. Многие из них умерли в пути от голода и болезней. В селе отбирали зерно. Методы расправы с крестьянами те же, что в период гражданской войны. В результате во многих районах страны крестьяне стали умирать от голода: погибли, по разным источникам, от 2 до 8 миллионов человек.
По неполным архивным статистическим данным, составленным по заданию послесталинских руководителей ещё в 1953 году, органами ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ только в период с 1921 по 1953 год за так называемые «контрреволюционные преступления» были арестованы 5 951 364 человека, из них внесудебными органами «тройками», «двойками», «особыми совещаниями» приговорены к расстрелу почти 800 000 человек!
Колючка и надсмотрщик
Л.К.: - А ведь за сухими цифрами статистики человеческие судьбы…
А.М.: - Живых свидетелей истории осталось не так уж много, поэтому каждый из них ценен. Галина Петровна Коблова, 1948 года рождения, рассказывает. «Папа работал помощником машиниста на железной дороге, мама - в столовой. В семье росло трое детей. Я - поздний ребенок, родившийся уже в заключении, в котором на тот момент находились оба родителя. Папе дали срок 10 лет, а через 2 месяца арестовали и маму. Так они и оказались в Норильске. Братьев отправили в Детский дом. Самые яркие воспоминания детства - колючая проволока и надсмотрщик, который неустанно следил за каждым нашим шагом. Родители работали на заводе по добыче никеля. Условия работы были тяжёлые. Часто брали и меня с собой на работу, и я видела, как трудятся мои папа и мама и все остальные. За хорошее поведение родителям сократили срок тюремного заключения. Когда мне было 10 лет, мы смогли вернуться в Муром. Меня старательно оберегали от последствий прошлого: в семье при мне не говорили о том, что предыдущее место жительства было тюрьмой».
А вот воспоминания Руфи Владимировны Табашниковой. «В 1937 году обстановка в Муроме была неспокойная: по улицам ездил «черный воронок», после чего бесследно пропадали люди. Именно тогда отец сказал нам, что нужно быть готовыми ко всему. Однажды, возвращаясь с работы, он увидел машину в нашем дворе. Только спустя годы я узнала, что он сказал при прощании маме: - «Скажи детям, что я ни в чём не виноват и, что бы обо мне ни говорили, я всегда честно трудился и ничего плохого не сделал...»
Дальше начались постоянные вызовы мамы в милицию. Бывает, придёшь из школы, а её нет. Бежишь в милицию и сидишь, ждешь её с допроса. Жили впроголодь. Как жену «врага народа» маму на работу не брали. Она, как могла, перебивалась случайными заработками и тем, что продавала своё приданое. Нам, детям, приходилось тоже несладко. В школе, во дворе, на улице - везде нас преследовали унижения, побои, оскорбления. Когда началась война, детям, отцы которых ушли на фронт, выдавали паек. Мы его были лишены. Только спустя много лет сделали запрос в соответствующие органы с просьбой ознакомиться с личным делом своего отца. Оказывается, спустя 2 месяца после ареста отец был расстрелян и захоронен в Горьком на Бугровском кладбище».
Развод как спасение
А вот история Надежды Николаевны Щипицыной, 1935 г. р.: - «Я родилась на Урале, в г. Кыштым Челябинской области. До ареста мой отец работал на Свердловской железной дороге. Мама - учительница. Когда папу арестовали, мне было 2 года. О его аресте и о жизни нашей семьи я узнала со слов мамы. После ареста папы маму сразу уволили с работы из школы как жену «врага народа». Она осталась с двумя детьми без квартиры и средств существования. Моему брату было тогда 8 лет. Он очень любил отца, до конца жизни не мог смириться с тем, что его отец - «враг народа». Отец отбывал свой срок (ему дали 10 лет) в Архангельской области. Лагерь был в глухой тайге, где валили лес для авиационной промышленности. Строгий лагерь, очень тяжёлые погодные условия: болота, мошкара, москиты. Люди болели, многие умирали, не отсидев свой срок. На восьмом году заключения отец скончался. Там же и был похоронен. Маме было очень тяжело жить. С любой работы её увольняли, как только узнавали, что она - жена «врага народа». Почти каждую ночь её увозили на допрос, заставляли подписывать какие-то бумаги. Только спустя много лет мне стало известно, что папа выслал маме развод и попросил её выйти замуж или сменить детям фамилию и отчество. Брат так и не согласился на это, а меня удочерил человек, за которого мама вышла замуж. Смена фамилии и отчества помогли мне прожить проще. А вот жизнь брата была гораздо сложнее».
Л.К.: - Несмотря на все пережитые трудности, это, наверное, самые удачные варианты сложившихся судеб репрессированных?
А.М.: - Мысли и переживания людей, замученных в застенках или расстрелянных по ложному доносу, недоразумению, а то и вовсе без всяких оснований, мы уже не узнаем никогда.
Мы принимаем прошлое таким, каким оно было. Никто, кроме нас самих, не воспитает в детях и внуках уважение к закону, правам человека, к ценности человеческой жизни и нравственным нормам, которые берут начало в наших национальных традициях и в нашей истории.
Во Владимире почтили память жертв политических репрессий 
Во Владимирской области живет 1400 человек, пострадавших от репрессий 
Дочь за отца. Как экономика Австралии повлияла на судьбу советской семьи 
Роковые секунды. Ивановский врач - о вещах, проглоченных детьми 
Не до детей. Ещё не поздно переломить ситуацию