Я была в Южной Осетии и до и после последней войны много раз. Но ни разу — до всех войн. Говорят, Цхинвал был городом художников. Говорят, он был многонационален настолько, что на местном кладбище с трудом можно было сыскать осетинскую фамилию, а, например, еврейскую и грузинскую — запросто. После войны, кстати, делегация из Израиля приезжала проведать своих. Из «своих» осталось то ли 2 то ли 3 человека. Грузин никто не выгонял, и вообще, против них в Южной Осетии ничего не имели и не имеют до сих пор. У осетин счет к государству, которое, как цхинвальцы считают, десятилетиями их обманывало, обкрадывало и всеми силами выбивало из них все негрузинское — язык, обычаи, культуру, даже само название — Осетия. В какой-то момент это стало сродни убийству целого народа. Вот тогда-то и начались локальные стычки, а потом и полномасштабные войны. Десятки тысяч покинули родные края, тысячи погибли. Но те, кто все пережил и остался, без сомнения — особенные люди. Мне довелось бывать в их домах. И слушать их рассказы о жизни и смерти. И готова поспорить, что никакие литературные произведения и аналогии не могут выиграть у настоящей смерти в реальной жизни. Она, смерть, как дети или животные, всегда натуральней, чем любое ее изображение. И именно эти рассказы передают весь кошмар войны как ничто другое.
У Людмилы Тигиевой был любимый муж Христофор. Когда первая канонада наступающей войны только приближалась к городу, она смогла дочерей и внуков переправить во Владикавказ. А младший сын Дима сказал, что уйдет в ополчение. Старшего Сашу она отправила охранять тех самых дочерей и внуков. Старший кивнул, но тоже сразу ушел в ополчение. Хорошо, что Людмила об этом не знала. Расчет был простой и страшный. Детям и женщинам нечего делать на войне, одним неженатым сыном семья готова была пожертвовать. А старший должен был быть плечом, хребтом — ну чем там еще — всей оставшейся семьи. А что же Людмила и Христофор? Они настолько срослись со своим домом, где все сделано руками Христофора, что думали — здесь ничего не страшно! Под грохот взрывов сидели в подвале, экономили воду и еду, ждали вестей от детей и внуков. И, в общем, ничего не боялись. В минуту тишины Христофор решил просто немного приоткрыть дверь, чтобы понять — день или ночь, дождь или солнце, война или уже мир? И в эту же секунду по невероятной траектории осколок снаряда, ударившись о балку дома, попал ему прямо в сердце. В эту же секунду к родителям заглянул Дима — проведать, воды принести... «Что-то я обжегся», — только и сказал Христофор и рухнул мертвый. За годы после Людмила испепелила взглядом эту балку, тысячи раз она пытается вернуть ту секунду назад и вновь и вновь защитить мужа от осколка. Миллиметром дальше от двери, долей секунды позже...
... По осетинской традиции, гроб для тестя и тещи привозит зять. Он и привез из Владикавказа, только не смог пробраться через линию фронта и спрятал его в лесу. Ночью дорогой дубовый гроб украли. «Кому-то было нужнее, Христофор», — сказала Людмила мертвому мужу в подвале. Зять вернулся и снова привез гроб. Но Христофора то ли раздуло, то ли просто гроб был маленький, но он в него не поместился. «Видишь, как рано ты ушел, не хочет тебя земля-то принимать», — упрекнула мужа Людмила. И придумала похоронить его... временно. Сын выкопал прямо в 10 метрах от злополучной двери подвала яму. Людмила сложила туда доски, потом несколько слоев клеёнки, затем мужа прямо на матрасе, потом снова клеёнку, доски и присыпала его землей. Он был у нее под боком. Она считала его почти живым и ждала окончания войны. Настоящее горе она ощутила только потом, когда Христофора выкопали («Он был как живой! Вообще не изменился!», — утверждает Людмила), из досок сколотили гроб, положили его туда, и скорбная процессия двинулась на кладбище.
Людмила выделила памяти мужа целую комнату, повесила его любимые вещи, поставила его фотографии и каждый день вся семья ходит и здоровается с мужем, папой, дедушкой и считает его, нет, не живым. Присутствующим, наблюдающим.
Дима, говорят, женился. Его жене можно только позавидовать — Дима знает, какая она — настоящая любовь...
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
 |
|
| Ирэн Булатова Журналист |
«Бабочка» в бинтах. От боли Саша кричал так, что соседи стучали в стену 
Восточные страсти. Муромлянка отказалась стать женой египтянина 
«Надо» - главное слово в жизни ветерана трудового фронта 
Связь времён. Зачем нашим детям уроки истории? 
Вторая жизнь Сергея Холоднова. Гусевчанин пережил клиническую смерть